В иерусалиме язык: говорят ли на русском и английском языке в стране

Эйхман в Иерусалиме». Большая российская энциклопедия

«Бана́льность зла: Э́йхман в Иерусали́ме» (англ. «Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil»), книга немецко-английской мыслительницы Х. Арендт, изданная в 1963 г. в США. Труд представляет собой репортаж с резонансного суда над нацистским военным преступником и одним из «архитекторов холокоста» А. Эйхманом, который состоялся в 1961 г. в Иерусалиме. Книга совмещает в себе журналистское описание судебного процесса, обобщение исторических работ о холокосте, актуальную политическую критику, а также теоретическую рефлексию о моральной природе зла.

Контекст создания труда

Документальная, отчасти художественная, форма книги «Банальность зла…» продиктована обстоятельствами написания книги: за основу текста были взяты пять репортажей из суда над Эйхманом, которые Арендт подготовила для американского издания The New Yorker. После появления новостей об аресте Эйхмана и грядущем процессе она сама обратилась к редактору журнала Уильяму Шоуну, предложив выступить в роли специального репортёра издания. Основная часть суда над Эйхманом длилась с 11 апреля по 14 августа 1961 г.; обвинительный приговор, вынесенный в декабре того же года, был апеллирован и приведён в исполнение уже в 1962 г. Арендт присутствовала не на всех слушаниях процесса, пробыв в Иерусалиме с 11 апреля по 29 июня 1961 г. Активная работа над текстами репортажей началась лишь спустя год после этой поездки. Финальные версии репортажей были опубликованы не сразу: в 5 выпусках The New Yorker от февраля и марта 1963 г. Позднее эти тексты были расширены и опубликованы в формате книги издательством The Viking Press в мае 1963 г. В 1964 г. вышло 2-е, расширенное и исправленное издание работы «Банальность зла…», которое с тех пор считается классическим.

Структура и содержание работы

Структура произведения построена по принципу журналистского репортажа. Каждая из глав книги посвящена одному из фрагментов судебного процесса – как правило, Арендт описывала происходящее, параллельно давая свои комментарии. По ходу текста она обращалась как к большому массиву исторических исследований о холокосте, так и к многочисленным показаниям и источникам, использованным в деле Эйхмана.

Центральный сюжет книги – изучение биографии и особенностей личности А. Эйхмана (особенно в контексте Второй мировой войны и холокоста). Арендт рассматривала разные периоды жизни Эйхмана и прослеживала его карьерный путь от рядового коммивояжёра компании Vacuum Oil до руководителя отдела IV-B-4 Главного имперского управления безопасности (РСХА) в звании оберштурмбаннфюрера СС. Заключения, к которым она приходит, контринтуитивны: вопреки общим ожиданиям, Эйхмана нельзя было назвать аморальным монстром или искусным садистом, склонным к радикальному антисемитизму. Напротив, он представлял собой крайне непримечательного и безынициативного человека, постоянно повторяющего клише и неспособного действовать без приказа сверху. Фраза «банальность зла», помещённая в заглавие книги, указывает на этот облик военного преступника, который в глазах судей и общественности был лично ответственен за смерти миллионов людей. Работая в РСХА, Эйхман, по его собственному признанию, всего лишь стремился исполнять свой долг, подчиняясь приказам вышестоящих лиц и законам государства. Согласно Арендт, на одном из полицейских допросов он связал это стремление с принципами кантианской моральной философии и тем пониманием морального долга, которое она предлагает (признав при этом, что во время финальной стадии холокоста кантианские принципы были им попраны). Комментируя эту линию защиты Эйхмана с точки зрения этики, Арендт отвергает отсылку к И. Канту как некорректную, указывая на важность суждения (нем. Urteil) в его моральной философии. Для Канта само суждение должно выноситься моральным субъектом исходя из категорического императива как выражения практического разума, а не из постулатов некой политической идеологии или ситуативной концепции законопослушности.

Адольф Эйхман в пуленепробиваемом стеклянном боксе слушает, как Верховный суд Израиля единогласно отклоняет апелляцию на его смертный приговор. 29 мая 1962. Адольф Эйхман в пуленепробиваемом стеклянном боксе слушает, как Верховный суд Израиля единогласно отклоняет апелляцию на его смертный приговор. 29 мая 1962. Критикуя аргументативную линию стороны обвинения (возглавляемой прокурором Гидеоном Хаузнером), Арендт отказывалась видеть в Эйхмане волевого злодея, обладавшего большой властью и значительно повлиявшего на характер т. н. окончательного решения еврейского вопроса. Портрет Эйхмана, последовательно собранный ею из его многочисленных реплик, воспоминаний и поступков, выступает, скорее, портретом недалёкого бюрократа – человека, склонного к эгоцентризму и бахвальству, но совсем лишённого способности самостоятельно мыслить и «взглянуть на что бы то ни было чужими глазами» (Арендт. 2008. С. 80). Арендт признала, что Эйхман не был винтиком в большой машине Третьего рейха (и потому не освобождает его от ответственности за содеянное), и отмечала также, что он так и не стал полноценным моральным субъектом, способным выносить автономные моральные суждения.

Книга «Банальность зла…» не исчерпывается тщательным изучением личностных черт Эйхмана. Второй большой сюжет книги связан с попыткой Арендт изучить действия самих еврейских общин во время холокоста – в частности, оценить их взаимоотношения с нацистскими функционерами вроде Эйхмана. Таким образом, в фокус её внимания попадает моральное и политическое поведение не только отдельных людей, но и целых сообществ. Во многом и сам Эйхман, каким он предстаёт у Арендт, – это целый социальный тип, понимание которого проливает свет на фундаментальную проблему источника зла (как в политике, так и вне её). В ходе обращения к этому сюжету Арендт обнаруживает, что граница между преступником (т. е. нацистами как создателями холокоста) и жертвой (общинами европейских евреев) оказывается отнюдь не чёткой. Проблема заключается в том, что, согласно свидетельствам, подавляющее большинство еврейских лидеров вступало в добровольную кооперацию с немецкими чиновниками или властями оккупированных Германией стран. Возглавляемые ими еврейские советы – юденраты – занимались составлением списков для депортации и переписью имущества депортируемых, формировали «еврейскую полицию» (ловившую беглецов и несогласных) и в отдельных случаях скрывали от евреев правду о происходящем в концлагерях. Факт этой кооперации Арендт называет «самой мрачной страницей в и без того мрачной истории [холокоста]» (Арендт. 2008. С. 177). Для неё оставался открытым вопрос о том, как и почему и сами лидеры, и следовавшие за ними люди чаще всего выбирали вынужденное согласие с репрессивной политикой нацистов вместо борьбы за свою жизнь и свободу. Вспоминая, что многие из них руководствовались принципом совершения «меньшего зла», Арендт указывала, что гораздо более эффективной была стратегия сопротивления – не столько военного, сколько ненасильственного. На это, согласно её мнению, указывали случаи Франции, Италии, Болгарии и Швеции – стран, в которых предлагаемое нацистами «очищение от евреев» активно саботировалось населением. Кроме того, уникальным стал случай Дании, в которой даже немецкая администрация, столкнувшись с гражданским неповиновением правительства и рядовых граждан, де-факто отказалась от массовой высылки евреев. Опираясь на сложившуюся картину взаимодействий между нацистами, еврейскими сообществами и властями оккупированных стран, Арендт приходит к выводу: «…если бы еврейский народ действительно был не организован и у него не было бы вожаков, тогда воцарился бы хаос, и было бы множество великое страданий, но общее число жертв вряд ли бы тогда составило от четырёх с половиной до шести миллионов» (Арендт. 2008. С. 188).

Дискуссии и критика

Работа «Банальность зла…» считается самой громкой и проблематичной книгой Х. Арендт – сразу после публикации текст породил огромное количество публичных дискуссий, продолжающихся и ныне. Согласно знаменитой фразе американского интеллектуала Ирвинга Хоу, в 1960-х гг. эти споры стали «гражданской войной, развернувшейся между нью-йоркскими интеллектуалами» (Howe. 1982. Р. 270). Основные дискуссии в прессе и академической литературе были сосредоточены вокруг двух ключевых вопросов: в какой мере Арендт была права, говоря о частичной ответственности лидеров еврейских общин Европы за осуществление холокоста, и верен ли теоретический диагноз, вынесенный ею в отношении морального характера Эйхмана.

Первый из этих вопросов продиктован седьмой главой книги «Банальность зла…» («Ванзейская конференция, или Понтий Пилат»), в которой Арендт рассматривала конкретные случаи кооперации и переговоров между нацистскими чиновниками и лидерами еврейских общин (такими как Лео Бек, Рудольф Кастнер и др. ). Многочисленные критики, среди которых были также и участники судебного процесса Майкл Муссмано и Гидеон Хаузнер, порицали Арендт за абсурдный перенос вины с преступника на жертву и неоправданное обеление фигуры Эйхмана; язвительный тон книги казался им неприемлемым, а аргументы Арендт – ошибочными. Особо острую реакцию вызвала повторяющаяся в тексте мысль о том, что Эйхман был якобы не чужд сионистским взглядам и выступал искренним сторонником переселения евреев в Израиль (т. е. сторонником «политического решения» еврейского вопроса). В явной форме эта мысль была представлена в третьей главе произведения «Банальность зла…», где Арендт прямо утверждала, что одно лишь прочтение книги Т. Герцля «Еврейское государство» превратило Эйхмана в «убеждённого сиониста» (Арендт. 2008. С. 70).

Иллюстративную форму (во многом отражающую характер рецепции книги) приобрёл эпистолярный обмен мнениями между Арендт и известным еврейским интеллектуалом Г. Шолемом – её другом и коллегой. Выражая несогласие с основными наблюдениями и выводами Арендт, Шолем отказался принимать её идею о «банальности зла» и частичной ответственности еврейских лидеров, посетовав на полное отсутствие у Арендт «любви к еврейскому народу» (ахават Исраэль) (цит. по: Arendt. 2017. Р. 202). В ответ она признала, что, действительно, «никогда в своей жизни не «любила» никакую нацию или коллектив – ни немецкую, французскую или американскую нацию, ни рабочий класс, ни что бы то ни было ещё в подобном ценовом диапазоне преданности» (Arendt. 2017. Р. 206). Этот ответ проливает свет на теоретическую позицию, которую Арендт стремилась занять в своей книге, – позицию внешнего наблюдателя, практически аутсайдера, стремящегося объективно оценить и суд над Эйхманом, и трагические события военных лет.

Отдельную линию критики этого произведения составляют попытки опровергнуть (или подтвердить) тезис о психологической и моральной «нормальности» Эйхмана, также вызвавший дискуссии. Последние исторические исследования показывают, что диагноз, выставленный Эйхману Х. Арендт, был как минимум неполным. Немецкая исследовательница Беттина Стангнет в книге «Эйхман до Иерусалима: неисследованная жизнь массового убийцы» («Eichmann before Jerusalem: The Unexamined Life of a Mass Murderer») обращалась к аргентинскому периоду жизни Эйхмана, который был недостаточно изучен в рамках судебного процесса (Stangneth. 2014). Работая с личными заметками Эйхмана и записями салонных интервью, взятых у него голландским коллаборационистом Виллемом Сассеном в 1950-х гг., Стангнет показала, что вопреки утверждениям Арендт, Эйхман был убеждённым антисемитом и сторонником нацистской идеологии, гордившимся своей ролью в холокосте. Описываемый ею манипулятивный и жестокий преступник не соответствует тому бездумному и посредственному «маленькому человеку» из книги «Банальность зла…». На намеренное участие Эйхмана в организации холокоста указано в книге известного английского историка Дэвида Чесарани «Становясь Эйхманом: переосмысляя жизнь, преступления и процесс по делу «кабинетного убийцы»» («Becoming Eichmann: Rethinking the Life, Crimes, and Trial of a «Desk Murderer»») (Cesarani. 2007). Чесарани, как и Стангнет, стремился скорректировать неточные представления об Эйхмане, вдохновлённые Арендт и послевоенной историографией. Эйхман для Чесарани является сложным продуктом своей исторической эпохи – человеком, способным встраиваться в разные социальные контексты и искренне принимать их моральные нормы, удачно «плывя по течению». Схожие наблюдения высказывает немецкая исследовательница Ирмтруд Вояк в труде «Мемуары Эйхмана: критический очерк» («Eichmanns Memoiren: ein kritischer Essay») (Wojak. 2001), который фокусируется на личных мемуарах и записях Эйхмана, обнаруживающих в нём инициативного функционера и антисемита.

Акаев Санжар Азаматович Дата публикации:  4 апреля 2023 г. в 11:52 (GMT+3)

Более 12% жителей Израиля считают родным языком русский

Читаемые материалы

Новости

Общество

Экономика и бизнес

Политика

Культура и отдых

Наука и образование

Спорт

Экосреда

Москва

20. 09.2022
ТАСС
538

Фото: il4u.org.il

Центральное статистическое бюро Израиля назвало самые распространенные языки.

Русский язык является родным для 12,6% жителей Израиля. Такие данные приводятся в ежегодной демографической сводке Центрального статистического бюро Израиля, опубликованной во вторник.

Согласно этим данным, наиболее распространенным языком в еврейском государстве остается иврит — его называют родным 55,2% израильтян. На втором месте — арабский, который считают родным 19,7% граждан страны. Русский, который называют родным языком 12,6% жителей, является третьим по числу носителей.

Четвертое место в этом списке занимает английский язык (2,1%), при этом 58,1% израильтян владеют им в качестве дополнительного языка, указывается в сводке. Далее следуют в порядке убывания французский (1,7%), идиш (1,3%), испанский (1,1%) и амхарский (0,9%).

В общей сложности, согласно данным статистического бюро, в Израиле проживают 9,593 млн человек, из них 74% — евреи, 21% — арабы, 5% — представители других национальностей. За год население страны увеличилось на 1,8%, в том числе за счет прибытия 25,5 тыс. новых репатриантов.

Публикация ежегодной сводки статбюро приурочена к празднику Рош ха-Шана (еврейский Новый год), который в этом году будет отмечаться с 25 по 27 сентября.

: ТАСС

Израиль

русский язык

ПОДЕЛИТЬСЯ

ВАМ МОЖЕТ ПОНРАВИТЬСЯ

Прямой эфир

12:07 Поплыли! 12+

13:30 Чудеса природы. Турция. Провинция Нигде 12+

13:40 История в деталях и путешествиях с Г. Жигаревым 12+

14:00 Новости 12+

Интересное

Страны Азии

Китайская панорама

Прямой эфир

Получайте лучшие новости от Большой Азии

Подпишись на рассылку последних новостей.

Иврит как разговорный язык в Израиле I века

Дэвид Н. Бивин 2008Nov18 Блог

Иврит был живым языком в Израиле первого века, частью многоязычной среды (иврит, арамейский и греческий).

Сейчас в списке для обсуждения перевода Библии ([email protected]) идет чрезвычайно интересное обсуждение. Джек Килмон заявил (13 ноября 2008 г.): «Родным языком Иисуса/Иешуа был арамейский. Это больше не оспаривается серьезными учеными», и (15 ноября 2008 г.): «Нет никаких доказательств того, что обычные люди говорили на иврите в конце периода Второго храма».

Contra Kilmon: иврит был живым языком в Израиле первого века, частью многоязычной среды (иврит, арамейский и греческий). Еврейские учителя того периода (таннаимы первого века из Галилеи и Иудеи) обычно передавали свои учения на иврите. Например, притчи сохранились на иврите. Шмуэль Сафрай пишет:

Притча была одним из наиболее распространенных инструментов раввинистического обучения со второго века до н. э. до конца аморейского периода в конце V века н. э. Тысячи притч сохранились в полной или фрагментарной форме и встречаются во всех типах литературных произведений раввинистического периода, как галахических, так и агадических, ранних и поздних. Все притчи на иврите. Аморейская литература часто содержит рассказы на арамейском языке, и в рассказ может быть вплетена притча; однако сама притча всегда на иврите ( б. Баба Кам. 60б; или б. Сота 40а). Есть примеры популярных изречений на арамейском языке, но каждая притча написана на иврите» («Разговорные и литературные языки во времена Иисуса», в «Последняя неделя Иисуса: исследования Иерусалима в синоптических евангелиях», том 1, [изд. R. S. Notley, M. Turnage and B. Becker, Leiden: E. J. Brill, 2005], 238; см. также Randall Buth and Brian Kvasnica, «Temple Authority and Teya Evasion: The Linguistic Background and Impact of the Parable of the Vineyard, the Арендаторы и сын», в  Последняя неделя Иисуса , 58, н. 17).

Иврит также обычно выбирался для письменных сообщений еврейского религиозного значения, о чем свидетельствуют постбиблейские писания, такие как Бен Сира, 1 Маккавеев (согласно консенсусу), кумранские тексты и тексты на таннаическом иврите. О значительном отсутствии арамейского таргума в Кумране см. Рэндалл Бут, «Где арамейская Библия в Кумране? Использование Священного Писания в Земле Израиля».

Эпиграфический материал периода Второго Храма чаще встречается на иврите, чем на арамейском. Буквально в прошлом месяце израильские археологи раскопали часть крышки саркофага из известняка I века с надписью на иврите בן הכהן הגדול ( ben hacohen hagadol , сын первосвященника ).

Если вполне вероятно, что литературным языком евреев во времена Иисуса был иврит, а обычным языком обучения был иврит, то на каком основном разговорном языке жили еврейские жители Земли? Оказывается, это тоже был иврит.

Рэндалл Бут указал мне на удивительное свидетельство того, что иврит был разговорным языком в первом веке. Еврейский историк Иосиф Флавий описывает случай, произошедший во время осады Иерусалима (Война 5:269).-272). Иосиф Флавий рассказывает, что на башнях городских стен были размещены сторожа, чтобы предупредить жителей о приближающихся камнях, выпущенных из римских баллист . Всякий раз, когда на пути оказывался камень, наблюдатели кричали «на своем родном языке: «Сын идет!»» (Война 5:272). Значение, которое дозорные передали народу, было: האבן באה ( ха-эвен баа , камень приближается). Однако из-за безотлагательности ситуации эти слова были обрезаны и сокращены до בן בא ( бен ба , приходит сын). (Эта хорошо известная еврейская игра слов засвидетельствована в Новом Завете: «Бог может из этих аваним [камней] воздвигнуть Аврааму баним [сыновей]» [Мф. 3:9 = Луки 3:8]. .)

Игра слов (и игра слов), которую сохраняет Иосиф Флавий, однозначно еврейская. Эта игра слов не работает в арамейском языке: kefa ate (камень приближается), или, более литературно, avna ata при быстром произнесении не звучит как bara ate (сын идет). Другое арамейское слово, означающее «камень», aven , родственное древнееврейскому, меняет род глагола и в любом случае не работает со словом «сын».

Безусловно, предупреждение о приближающейся ракете должно быть максимально кратким (и, конечно же, кричать на языке речи). Сколько слов использовал бы англоговорящий солдат, чтобы предупредить свое подразделение о приближающемся артиллерийском снаряде? Ивритоязычным корректировщикам на стенах осажденного города Иерусалима требовалось всего два, и они сокращали их до одного слога каждый.

Письмо Бар-Кохвы. Написанное на иврите на папирусе, письмо начинается так: «От Шимона бен [сына] Косвы к Иешуа бен Гальгуле и жителям крепости Шалому». (Предоставлено Храмом Книги, Музей Израиля)

Арамейский языкДэвид БивинFree JP ArticlesИвритМишнаический ивритКумранское сообщество