Михаил Горбачев о перестройке сегодня
Перестройка была прежде всего ответом на исторический вызов, с которым столкнулась страна в последние десятилетия ХХ века. Осознание необходимости фундаментальных перемен было тогда всеобщим — и в руководстве, и в обществе.
В середине 1980-х годов страна переживала трудный период в своем развитии. Проблемы накапливались на протяжении многих десятилетий и требовали безотлагательного решения.
Некоторые попытки их решения имели системный характер. Такой была разработанная с одобрения А.Н. Косыгина реформа хозяйственного механизма, основанная на серьезном анализе и наработках ученых, экономистов. Это была попытка избавить экономику от диктата, дать людям и предприятиям больше возможностей проявления инициативы.
Однако «косыгинская реформа» была заблокирована. Причем решение об этом было принято на пленуме ЦК КПСС. И это говорит о том, что проблема была политической.
Вспоминаю одну из бесед с Косыгиным. Я прямо спросил его: «Алексей Николаевич, почему вы уступили, не настояли на реализации ваших предложений?» Косыгин посмотрел на меня довольно внимательно и в свою очередь спокойно задал вопрос: «А вы почему не выступили на пленуме в поддержку реформы?»
Я не нашелся, что ему ответить.
Показателен и такой факт. По предложению Л.И. Брежнева было принято решение посвятить один из пленумов ЦК проблемам научно-технического прогресса. Ведь наше отставание в этой области становилось все более очевидным. Была сформирована комиссия по подготовке пленума во главе с академиком Иноземцевым. Она проделала большую работу, подготовила серьезные предложения.
Сейчас в наших архивах хранится целый мешок этих наработок. Но все это осталось на бумаге, пленум так и не состоялся. Время было упущено, и лишь в середине 1985 года было проведено всесоюзное совещание по проблемам научно-технического прогресса.
Дело в том, что руководство страны на протяжении многих лет отказывалось от реформирования сложившейся системы. Централизованная административно-командная система сковывала инициативу людей, держала экономику в смирительной рубашке, а тех, кто все-таки пытался проявить инициативу, наказывала и наказывала серьезно.
В результате к началу 80-х годов мы отставали от ведущих стран по производительности труда в промышленности в 2,5 раза, в сельском хозяйстве — в 4 раза.
Экономика была милитаризована, ей все труднее было нести бремя гонки вооружений. Ее структура была искривлена в сторону добывающих отраслей и тяжелой промышленности. Страна, где сосредоточено до 40 процентов мировых ресурсов, с талантливым и высокообразованным населением, не могла удовлетворить многие базовые потребности людей, которые стояли в очередях и гонялись за «дефицитными» товарами.
В обществе крепло убеждение: так дальше жить нельзя.
Перемены стучались в окна и двери. Надо было решаться на них, как ни рискованно это было и даже опасно.
Триумфаторские настроения привели к тому, что «единственная оставшаяся сверхдержава» заявила претензию на монопольное лидерство в мировых делах и даже строительство «американской империи»
Но сами по себе перемены начаться не могли. Для того чтобы они стали возможны, должно было произойти многое, без чего немыслимо начало перестройки. Они стали возможны после смерти Сталина, после ХХ съезда КПСС, после того, как в СССР пришло к руководству новое поколение политиков.
Могу сказать: мы пошли на перемены не ради почестей и славы, а потому что понимали — люди заслуживают лучшей жизни и большей свободы. Они имеют право участвовать в решении всех вопросов, определяющих их будущее и будущее страны.
В то же время мы видели перестройку как часть общемирового процесса, происходящего во взаимосвязанном и взаимозависимом мире. Глобальные проблемы, о которых мы говорим сегодня — безопасность, бедность и отсталость, экологический кризис, — уже тогда диктовали необходимость совместных усилий. И мы хотели, чтобы наша страна заняла достойное место в движении к более безопасному и более справедливому миру.
Пересматривая принципы и цели нашей внешней политики, мы пришли к взглядам, которые получили название «нового политического мышления».
Под новым мышлением понимались в общем-то простые и понятные вещи: отказ от идеологической и всякой иной предвзятости, готовность к пересмотру привычных стереотипов, способность по-новому и более широко взглянуть на изменившийся мир.
А конкретно это означало: надо остановить гонку вооружений, прежде всего ядерных, нормализовать отношения с США, Китаем, урегулировать тянувшиеся десятилетиями региональные конфликты. Нужен диалог и в конечном счете — доверие в международных отношениях.
***
У перестройки были разные этапы. Перестройщиков обвиняли в том, что у них нет плана, концепции. Но готовых рецептов и не могло быть. Концепция перестройки формировалась по мере ее развития, по мере того, как раскрепощались люди. Но оставалось неизменным наше стремление соединить политику с моралью, нравственностью, сделать так, чтобы государство и экономика служили человеку.
Важнейшим инструментом перестройки стала гласность. Что такое гласность? Это, конечно, свобода слова. Люди получили возможность открыто говорить о наболевшем, высказывать свое мнение, не боясь цензуры и репрессий. Но гласность — это еще и открытость в действиях государства, это требование к руководству объяснять свои решения, учитывать мнения людей.
Поэтому я должен был возразить нашему великому писателю Александру Исаевичу Солженицыну, который однажды, уже в 90-е годы сказал: «Горбачевская гласность все погубила». Я ответил, что, если бы не гласность, страна продолжала бы топтаться на месте, в тупике, а сам он до конца дней жил бы в штате Вермонт, где оказался после изгнания из своей страны.
Гласность всколыхнула общество, на многое открыла глаза руководству страны. Мы увидели, что люди хотят более быстрого движения вперед. Мы поняли, что необходимым условием этого является демократизация всех сторон жизни общества, в том числе демократизация политической системы. В 1988 году на партийной конференции были приняты решения о проведении выборов в высшие органы власти на альтернативной основе. Это был важнейший шаг к демократии.
Сегодня этот шаг, получивший тогда широкую поддержку и с энтузиазмом встреченный активной частью общества, подвергается наиболее острой критике. Говорят, что надо было заняться экономикой, а политику оставить до лучших времен.
Однако достаточно вспомнить, какая участь постигла упомянутые мною выше попытки решить проблемы страны, не затрагивая политические основы системы.
Втягивая Украину в «евроатлантическое сообщество», Запад демонстративно игнорировал интересы России
Я и сегодня убежден, что курс был взят правильный. Но это, конечно, не значит, что все принимавшиеся тогда решения были верными и точными, что мы всегда действовали своевременно. Нет, мы иногда опаздывали, иногда спешили. Мы недооценили сопротивление противников перестройки.
Поначалу за перемены выступали буквально все. Но потом оказалось, что курс на решительные, но эволюционные перемены устраивает далеко не всех — и среди людей, и в руководстве, и среди так называемых «элит».
С одной стороны — радикалы, которые смыкались с сепаратистами и, чувствуя нетерпение людей, особенно интеллигенции, требовали «разрушить все до основанья» и давали людям безответственные, несбыточные обещания о том, что через год-два в стране наступит рай земной.
С другой — консерваторы, застрявшие в прошлом, боявшиеся реальных перемен, не доверявшие свободному выбору людей и к тому же не желавшие терять прежние привилегии. Именно они, проиграв в открытой политической борьбе, пошли в августе 1991 года на путч, который ослабил мои позиции как президента страны и открыл дорогу радикальным силам, через несколько месяцев разрушившим Союз.
Я боролся за сохранение союзного государства политическими средствами. Подчеркиваю — политическими. Для меня было неприемлемо применение силы, которое могло поставить страну на грань гражданской войны. В этих условиях многое зависело от того, какую позицию займет руководство России. И оно в конце концов выбрало путь дезинтеграции страны.
Президент России Борис Ельцин, сыгравший положительную роль в поражении путча, занял двуличную позицию. Было тайно подготовлено и проведено совещание в Беловежской пуще, где руководители России, Украины и Белоруссии объявили о роспуске Союза.
Я готов был согласиться с максимальной экономической децентрализацией и предоставлением республикам самых широких полномочий.
Но под аплодисменты российского парламента было принято совсем другое решение. В результате были разрушены все связи и даже такое важнейшее достояние, как единая оборона союзного государства. Последствия этого мы наблюдаем и сегодня. С этим я согласиться не мог. Поэтому заявил об уходе с поста президента СССР.
Но можно ли итоги перестройки сводить к распаду Союза, как это делают многие — одни по незнанию, другие злонамеренно? Нет. Распад Союза, тяготы и лишения, которые пережили многие, особенно в 90-е годы, — результат срыва перестройки. Но это не отменяет главного: перестройка принесла в нашу жизнь такие глубокие перемены, которые сделали возврат в прошлое невозможным.
Это прежде всего политические свободы, права человека. Те права и свободы, которые сейчас воспринимаются как само собой разумеющееся, — возможность голосовать на выборах, избирать своих руководителей. Возможность открыто высказывать свое мнение. Возможность исповедовать свою веру, свою религию. Возможность свободно выехать за границу.
Возможность открыть свой бизнес и стать состоятельным человеком.
Не все это реализовано в полной мере. За прошедшие годы мы видели и срывы, и попятное движение, многое вызывало и продолжает вызывать тревогу, но я убежден: главные завоевания перестройки у людей уже не отнять.
То же самое я могу сказать и о внешнеполитических итогах перестройки. Мы покончили с гонкой вооружений. Начали процесс сокращения ядерного оружия, запасов которого в середине 80-х годов хватило бы для того, чтобы многократно уничтожить нашу планету (сейчас арсеналы сокращены в несколько раз, причем на взаимной основе). Мы нормализовали отношения с Западом, с Китаем. Вывели войска из Афганистана. Урегулировали многие региональные конфликты. Начался процесс интеграции страны в мировую экономику.
Это реальные достижения. Но, спрашивают сегодня многие, почему же так тревожно в мире сейчас? Может быть, и в этом виновата перестройка и новое мышление, которое мы предложили миру?
Нет, с этим я не могу согласиться.
Сегодняшние опасности стали результатом срыва перестройки, распада Союза, отхода от принципов нового мышления, неспособности нового поколения лидеров выстроить систему безопасности и сотрудничества, отвечающую реалиям глобального, взаимозависимого мира.
Возможности, которые открывались с окончанием «холодной войны», оказались упущены. Они не были использованы так, как следовало бы.
И главная причина этого — в искаженном представлении о том, что привело к окончанию «холодной войны».
Распад Союза, вызванный внутренними причинами, многими на Западе был встречен с ликованием. Окончание «холодной войны», от которого выиграли обе стороны и весь мир, было объявлено победой Запада и США. Триумфаторские настроения привели к тому, что «единственная оставшаяся сверхдержава» заявила претензию на монопольное лидерство в мировых делах и даже строительство «американской империи».
В итоге мир не стал более безопасным. Вместо «мирового порядка» мы получили «глобальную смуту». Конфликты охватили не только страны «третьего мира», но и Европу.
И сейчас вооруженный конфликт оказался буквально у нашего порога.
Не буду здесь подробно говорить об украинском конфликте. Его глубинная причина — в срыве перестройки, в безответственных решениях, которые были приняты в Беловежской пуще руководителями России, Украины и Белоруссии. Последующие годы стали для Украины испытанием на разрыв. Втягивая страну в «евроатлантическое сообщество», Запад демонстративно игнорировал интересы России.
Никто от этого не выиграл. Проиграли все. Возникла реальная опасность новой «холодной» и даже «горячей» войны.
Сейчас не время для взаимных обвинений или маневров, направленных на то, чтобы провозгласить победу в конфликте. Военного решения этот конфликт не имеет, победителей в нем не будет. Важно поддержать любые конструктивные шаги, любые проявления более ответственного подхода, который может привести к миру.
***
Я уверен, что масштабные исторические задачи, поставленные перестройкой, ее идеи и принципы — решение проблем общества через вовлечение людей в политические, демократические процессы; эволюционный характер перемен; понимание взаимосвязанности современного мира и стремление к интеграции страны в мировую политику и экономику — сохраняют свою актуальность и сегодня.
И в России, и в мире.
Разумеется, опыт перестройки и внешней политики, основанной на новом мышлении, не дает готовых рецептов для решения сегодняшних проблем. Мир изменился. В мировой политике появились новые «действующие лица», новые опасности. Но ни одну из проблем, с которыми столкнулось человечество, невозможно решить усилиями одной страны или даже группы стран. Ни одна из этих проблем не имеет военного решения. Нынешнее поколение мировых лидеров должно наконец понять это. И действовать соответственно.
Россия может внести значительный вклад в преодоление нынешнего «глобального хаоса». Это должны понять на Западе. Никакие попытки изолировать Россию, игнорировать ее не будут иметь успеха. Уверен, что страна сможет преодолеть нынешнюю полосу трудностей в экономике. Но необходим серьезный и трезвый анализ их причин.
При всей остроте международной ситуации и неблагоприятной внешнеэкономической конъюнктуре, мы должны признать, что кризисная ситуация в экономике и острые социальные проблемы — это то, что создали прежде всего мы сами, за что сами несем ответственность и что сами должны решать.
И как бы остры ни были нынешние экономические проблемы, мы должны понимать: корень всего — не в экономике, а в политике.
В российской политике остаются нерешенными многие задачи, которые были поставлены в повестку дня в годы перестройки. Это создание плюралистической, конкурентной политической системы, реальной многопартийности, формирование системы сдержек и противовесов, уравновешивающих полномочия ветвей власти, обеспечение периодической сменяемости власти.
Я убежден, что поиск выхода из тупика, в котором оказалась российская и мировая политика, будет успешным только на путях демократии. Иными словами — нам нужна демократизация политической жизни России и демократизация международных отношений. Другого пути нет.
Перестройка в СССР (1985-1991 гг.) в отечественной и зарубежной историографии
%PDF-1.6
%
1 0 obj
>
endobj
5 0 obj
/Title
>>
endobj
2 0 obj
>
/Encoding >
>>
>>
endobj
3 0 obj
>
endobj
4 0 obj
>
stream
) в отечественной и зарубежной историографииВеличко С. А.
endstream
endobj
6 0 obj
>
endobj
7 0 obj
>
endobj
8 0 obj
>
endobj
9 0 obj
>
endobj
10 0 obj
>
endobj
11 0 obj
>
endobj
12 0 obj
>
endobj
13 0 obj
>
endobj
14 0 obj
>
endobj
15 0 obj
>
endobj
16 0 obj
>
stream
HTj0̒uq1єDd˖u={k٠m]Itؒ=:4|L
J6v_2Un=VIUca-PXk.
j)=G
at%V@ۥ[email protected] as1pޟ#T>({w1LVX_Z+1d,ƅޅqe(|у4qCTЛ!6 @ /oUx1`A y3~NPR>]L
4LP+DlPfnP:*»!I)84Pa
hHx>no6I) PSH
Горбачев чувствует, что дело его жизни уничтожается Путиным, говорит близкий друг
Мир
Брендан Коул
Мир
Михаил Горбачев
Россия
Украина
Российско-украинская война
Михаил Горбачев, последний лидер Советского Союза, который положил начало реформам, приведшим к падению коммунизма и СССР, считает, что дело всей его жизни было сведено на нет Владимиром Путиным, по словам близкого друга .
Известный кремлевский критик и журналист Алексей Венидиктов рассказал Forbes Россия , что он все еще поддерживал связь с 91-летним бывшим лидером, который занимал пост генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза с 1985 по 1991 год.
Во время правления Горбачева русское слово «гласность» (открытость) и «перестройка» (перестройка) вошли в английский лексикон как политика, которая обеспечила большую свободу слова и экономические реформы, а также ослабление напряженности между Москвой и Западом.
С тех пор, как 24 февраля Путин вторгся в Украину, Россия принимает все более авторитарные законы, которые, например, квалифицируют критику войны как преступление, за которое можно получить солидный срок тюремного заключения. Репрессии положили конец всем инакомыслящим, таким как Венидиктов, который был главным редактором радиостанции «Эхо Москвы», которая закрылась.
На этом снимке, сделанном в декабре 2004 года, изображены президент России Владимир Путин (справа) и бывший президент СССР Михаил Горбачев в Шлезвиге, Германия.
АЛЕКСАНДР НЕМЕНОВ/Getty Images
Тем временем НАТО увеличило свое присутствие в Восточной Европе в ответ на российскую агрессию, а Москва оказалась в международной изоляции из-за жестких санкций, введенных Западом.
«Все, что сделал Михаил Сергеевич Горбачев, уничтожено», — сказал Венидиктов, называя полное отчество бывшего руководителя. «Все реформы Горбачева — в ноль, в пепел, в дым».
«Когда меня спрашивают: «Есть что-нибудь, указывающее на это?» Я отвечаю: «Когда Горбачев ушел, в Европе было 4000 сил быстрого реагирования НАТО.
Сейчас НАТО объявило, что к концу следующего года их будет 300 000″.
«Это уровень угрозы. Уровень войск НАТО у наших границ», — добавил он.
В июне лидеры стран НАТО договорились привести в состояние повышенной боевой готовности с середины 2023 года более 300 000 военнослужащих, по сравнению с 40 000 в настоящее время, для противодействия России.
Нью-Йорк Таймс сообщил, что в 1991 году, когда Горбачев оставил власть, у НАТО была многонациональная бригада быстрого реагирования численностью 5000 человек, которую они объявили о расширении.
В конце 2021 года бывший советский лидер раскритиковал экспансионизм НАТО, заявив, что США после распада Советского Союза стали «высокомерными и самоуверенными». Путин сказал, что расширение альянса было одним из оправданий войны на Украине.
Хотя бывший советский лидер не давал публичных комментариев с начала войны, Венидиктов сказал: «Я могу вам сказать, что Горбачев расстроен, конечно, он понимает.
Это дело всей его жизни».
«Свобода — дело Горбачева. Все уже забыли, кто дал свободу Русской Православной Церкви. Михаил Сергеевич Горбачев», — добавил Венидиктов. «Свобода слова, первый закон о печати — Михаил Сергеевич Горбачев. Частная собственность — Михаил Сергеевич Горбачев. Так что же он теперь скажет?»
Сообщается, что у Горбачева хронические проблемы с почками, и он находится на диализе.
Запрос на перепечатку и лицензирование, внесение исправлений или просмотр редакционных правил
Михаил Горбачев, слишком доверчивый государственный деятель. EVSTAFIEV/AFP via Getty Images
Михаила Горбачева, скончавшегося в Москве во вторник в возрасте 91 года, будут помнить как государственного деятеля, миротворца, моралиста, политического провидца, идеалиста и искреннего верующего в неотъемлемую доброту человечества. История может наградить его еще одним титулом: худший переговорщик в мире.
Горбачев руководил Советским Союзом всего два года, когда в 1987 году президент Рональд Рейган встал перед Берлинской стеной и воскликнул: «Господин! Горбачев, снеси эту стену».
Ко всеобщему шоку, он это сделал. Это было частью одного из самых ошеломляющих политических поворотов в современной истории.
Горбачев отказался от советской поддержки репрессивных коммунистических режимов в Восточной Европе. Он вывел советские войска из Афганистана. Он позволил обширным регионам Советского Союза отделиться и стать независимыми странами. В конечном итоге он руководил распадом самого Советского Союза. Россия осталась лишь тенью великой державы, десятилетиями сотрясавшей мир.
Get Today in Opinion
Обязательные к прочтению Globe Opinion, доставляемые вам каждое воскресенье-пятницу.
Введите адрес электронной почты
По мнению Горбачева, это не обязательно было плохо. Наоборот, он это приветствовал. Он видел себя повивальной бабкой на пути к лучшей Европе. В нем широкая полоса наций между Москвой и Берлином была бы нейтральной, зоной мира, мостом между Востоком и Западом.
Реклама
В начале 1990 года, всего через несколько месяцев после падения Берлинской стены, Горбачев приехал в Берлин для решающих переговоров с западными лидерами.
Он был в щедром настроении. Он был открыт для роспуска Варшавского договора, союза, посредством которого Советы подчинили себе Восточную Европу; позволяя Германии воссоединиться; и даже вернуть все советские войска домой в Россию. Взамен он хотел получить гарантии того, что страны, которые освобождала Москва, не воспользуются своей новообретенной свободой против Москвы. В частности, никакого расширения возглавляемого США военного альянса НАТО в Центральной или Восточной Европе. Новые страны будут независимыми, но нейтральными — не будут частью НАТО.
Реклама
Западные лидеры ухватились за это предложение. Джеймс Бейкер, госсекретарь США, заверил Горбачева, что, что бы ни случилось, юрисдикция НАТО не сдвинется «ни на дюйм к востоку». Спустя годы Бейкер сказал, что никогда не планировал это как обещание, и признал, что «возможно, он был немного впереди на своих лыжах», когда говорил это. Тем не менее на следующий день канцлер Германии Гельмут Коль подтвердил заверения, сказав Горбачеву, что НАТО не должно «расширять сферу своей деятельности».
Позже англичане и французы согласились. Это была многообещающая сделка: конец советской империи в обмен на обещание, что участок земли между Россией и Западной Европой останется нейтральным.
Как-то вечером полтора века назад госсекретарь Уильям Сьюард получил известие, что русский царь согласился продать Аляску и что договор может быть подписан на следующий день. Сьюард поднялся от карточной игры, настоял на немедленном заключении договора и приказал поднять своих помощников с постелей. В 4 утра договор был подписан.
Вот что должен был сделать Горбачев . В тот момент, когда он услышал обещание западных лидеров не расширять НАТО, он должен был выхватить ручку и потребовать их подписи под обязывающим соглашением. Вместо этого он ушел ни с чем, кроме как с обещанием, которое дети дают на детской площадке. Спустя годы стало ясно, что эта слишком доверчивая душа совершила историческую дипломатическую ошибку.
Реклама
После переговоров в Берлине события развивались с головокружительной скоростью.
Горбачев отошел от власти в конце 1991 года. Президент Джордж Буш-старший, который был главным западным гарантом сделки, покинул свой пост всего через год. Обещание мизинца было забыто.
Президент Билл Клинтон в своей предвыборной кампании 1996 года поднял вопрос о расширении НАТО в Восточную Европу, чтобы получить голоса этнических меньшинств. Оружейная промышленность, стремящаяся к новым рынкам, также стремилась к расширению. Их усилия принесли плоды. В 1999, Польша, Венгрия и Чехия вступили в НАТО. В последующие десятилетия к ним присоединились еще девять стран. Это именно то, чего, по мнению Горбачева, его уверяли, никогда не произойдет.
Горбачева справедливо похвалят за помощь в освобождении россиян от поколений самодержавия. Однако, когда мир вокруг него рушился, он потерял ориентацию в решающий момент. Если бы он уехал из Берлина с договором или подписал обязательство, гарантирующее, что НАТО никогда не расширится, сегодняшних потрясений в Европе можно было бы избежать.
Leave a Reply