Из деревни в город: Из деревни в город на лошади выехал фермер. Расстояние до города 24 км. Лошадь двигалась…

Из деревни в город и обратно

22 августа 2014

Из деревни в город и обратно

Каких только названий не встретишь в России. К сожалению, мы постоянно пролетали мимо и не успевали снимать — жаль, получилось бы смешная подборка. Но сегодня я хочу поделиться интересной информацией о типологии населенных пунктов в России. Тема эта не так проста, как может показаться на первый взгляд.

Итак, если вы думаете, что в России с ее бескрайними просторами, лесами и полями большая часть населения проживают в деревнях — у меня для вас новость:

Это динамика переписи населения за последние сто лет. Как мы видим, «на земле» живет лишь каждый четвертый, все остальные находятся в городе. Хотя стоит уточнить, что городскими поселениями считаются не только крупные города, но и поселки городского типа, ЗАТО (вроде того, что мы видели в Знаменске), которые сочетают в себе черты и города, и деревни.

В России нет отдельного закона, который бы регулировал типологию населённых пунктов — что считать городом, а что деревней. Основным критерием отличия сельского поселения от городского — это занятость большинства его жителей в сельском хозяйстве. Поэтому некоторые села и поселки больше городов.

Кстати, все, наверно, слышали утверждение, что село отличается от деревни наличием церкви и своими размерами. Это не так. Вернее, это было так до революции, но сегодня данное обстоятельство не играет роли. Например, деревня Давыдово (Орехово-Зуевский район) по размерам приближается к городу, а деревне Сенно в Ленинградской области на четырех жителей — три церкви.

По результатам переписи 2010 года в России 2386 городов и поселков городского типа и 153 125 сельских населенных пунктов. И них 19 439 пустуют, в них никто не живет. По сравнению с прошлой переписью 413 поселков городского типа преобразованы в села, а 141 включены в черту ближайшего города. Еще 14 ликвидированы по причине отсутствия в них жителей. Другими словами, типология населенных пунктов подвижна и реагирует на обстоятельства: деревня может дорасти до городского поселка, а потом стать обратно деревней или исчезнуть вовсе.

Большая часть так называемых мертвых деревень или деревень с населением меньше 10 человек сосредоточена в Центральном и Северо-западном федеральном округах (больше всего в Тверской, Вологодской и Псковской областях).

Однако, сокращение числа деревень и сел в настоящее время не идет ни в какое сравнение с тем, что было в период с 1960 по 1990 годы. Тогда по рекомендациям Академии строительства и архитектуры СССР были составлены списки неперспективных деревень и их число за три десятилетия сократилось вдвое: с 294 059 до 152 922. За этот период «умирало» по 12 деревень в сутки.

Вот такая статистика. Больше данных можно найти на сайте Института демографии ВШЭ.

Опрос #1979497

Открыт: Всем, подробные результаты видны: Всем. Участников: 489

А откуда вы родом?

Показать ответы

из города

408(83.6%)

из поселка городского типа

44(9. 0%)

из села

24(4.9%)

из деревни

12(2.5%)

Понаехали тут! Как советские деревни переселялись в города

«Понаехали тут» – один из самых ярких мемов повседневной жизни советского города. А как много в этом выражении слилось для сердца москвича! И все-таки в этих словах кроется ирония, ведь население первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян состояло преимущественно из «понаехавших». Так, в 1990 году среди граждан старше 60 лет насчитывалось лишь 15–17 % коренных горожан, среди 40-летних – 40 % и только среди 22-летних и более молодых – свыше 50 %. В целом доля коренных горожан в населении страны составляла всего около трети. Так как же шло переселение из деревни в город?

Крестьянство и революция

Массовый исход населения в города, где жизнь казалась легче, начинается в конце 1920-х годов. Однако путь сельского жителя не был прямым, от точки отправления до места прибытия. Крестьяне искали работу на заводах, стройках, лесозаготовках, шахтах, где была огромная текучесть кадров. Этому способствовало то, что в 1918 году власть большевиков отменила паспортную систему и, соответственно, ограничения, касающиеся свободного переселения. Активно пользоваться этой новой свободой сельских жителей принуждали реалии жизни в молодом государстве: перебои со снабжением, трудности в поиске жилья и благоустройстве быта на новом месте. Косвенную роль также сыграло возвращение к продовольственным карточкам в 1929 году: они выдавались на три месяца после подтверждения места жительства или места работы, что открывало большие возможности по спекуляции карточками при частых переездах.

Чтобы остановить миграционный хаос и железной рукой контролировать трудовые ресурсы, в конце 1932 года в СССР были введены паспорта. Их получила лишь треть населения, в основном горожане; а оставшиеся без паспортов колхозники отныне были ограничены в свободе выбора места жительства и не могли даже гостить у своих городских родственников более пяти суток. Нарушения карались высылкой и штрафами…

Несмотря на «новое закрепощение крестьян», отток жителей из деревни наращивал темпы. Молодежь активно пользовалась правом устроиться на завод или стройку, да и государство было заинтересовано в притоке рабочей силы. Кроме того, постановление СНК СССР от 16 марта 1930 года гарантировало свободный выход крестьян на отхожие промыслы и сезонные работы. Всего в период коллективизации из деревни в город переселились от 8 до 12 миллионов человек. В последующие годы этим путем воспользовалось более 50 миллионов граждан…

Эпоха кукурузы и времена застоя

Еще в самом начале 1920-х годов большевиками был выдвинут тезис «смычки города и деревни», предполагавший процветание деревни при социализме и приближение уровня жизни в городе и на селе. Этой мечте так и не было суждено сбыться: люди покидали даже колхозы-миллионеры. В 1958 году упадок советской деревни был косвенно признан и официальной властью; в соответствии с решениями Президиума ЦК КПСС и Совмина РСФСР деревни начали «укрупнять», переселяя жителей в «перспективные» населенные пункты. Ликвидация «неперспективных» деревень заставила переселиться до 30 миллионов человек, в том числе и в города.

Следующая волна массового переселения из деревни началась в 1970 году, когда колхозникам разрешили «в виде исключения» получать паспор­та. Наконец, в 1974 году паспорта были выданы всем гражданам Советского Союза старше 16 лет. Процесс урбанизации и переселения в города в СССР фактически завершился при Брежневе; с 1967 по 1985 год ежегодно деревню покидало в среднем 700 тысяч человек.

Миграция населения преобразила нашу страну в XX веке. Если в 1932 году крестьянство составляло две трети населения СССР, то через полвека эту долю стало занимать уже городское население. Изменился облик страны: из аграрной она превратилась в индустриальную, некогда вторую экономику планеты с 20 % мирового промышленного производства. Выходит, в смычке деревни с городом оказалось много хорошего. Получается, правильно, что «понаехали»?

Из села в город | IIAS

Мадлен Коби

Поскольку урбанизация была главной темой в Китае после экономических реформ 1980-х годов, социологи, работающие как в Китае, так и в Китае, постоянно заняты преобразованиями городов. Крупные города, такие как Пекин, Шанхай или Гуанчжоу, превратились в мегаполисы мирового масштаба, в то время как округа по всему Китаю столкнулись с аналогичными сценариями роста в меньшем масштабе.

Один из таких уездных центров, Зупин в провинции Шаньдун, стоит в центре портрета города в процессе трансформации, сделанного Эндрю Кипнисом. В монографии Из деревни в город: социальная трансформация в китайском округе , Кипнис не только прослеживает рост городской территории в пространственном плане, но и убедительно связывает расширение города с повседневными реалиями его жителей. Автор проводил этнографические исследования в Китае в течение почти трех десятилетий и широко публиковался по таким темам, как образование, модернизация, религия и гражданство, среди прочих. Благодаря его глубоким познаниям и личному опыту урбанизации в провинции Шаньдун эту книгу стоит прочитать, поскольку в ней размышления о социальных последствиях роста городов.

Подход Кипниса к «городу» органичен. Посредством многократного использования слова «рекомбинантный» — термина, заимствованного из биологии, где он описывает обмен цепями ДНК, формирующий новые генетические комбинации и характеристики, — автор теоретизирует социальную трансформацию города как результат слияния существующих и новых материалы. В книге исследуется, «как практики, идеи, идеалы, фантазии, мечты (и кошмары) вытесняются, заново изобретаются или сдвигаются, а не просто устраняются» (стр. 15). Вместо того чтобы понимать урбанизацию как разрыв с доиндустриальным и догородским прошлым, Кипнис тонко использует этнографические термины с различными формами преемственности. Он показывает, что, хотя городские пространства в Зупинге строятся заново, социальные практики фактически перераспределяются. Урбанизация не означает разрыва со всеми старыми ценностями. Скорее, Кипнису удается «показать не только то, что современность и традиция навсегда переплетаются в практиках памяти, но и то, что преобразования урбанизации фактически создают условия для смешения» (с. 12).

Рекомбинантные формы урбанизации

В первом разделе книги описывается трансформация застроенной среды в Zouping, включая изменения и модернизацию инфраструктуры с 1980-х годов. Мы узнаем о влиянии на торговлю расширения дорожных сообщений с Циндао и Цзинанем в 1990-х годах, а также о создании «Зоны развития» в восточной части Цзоупин и «Нового города» в его южной части. районах в начале 2000-х гг. Благодаря картам и иллюстрациям становится ясно, что пространственная планировка городской территории коренным образом изменилась со времени первого визита Кипниса в XIX в.80-е годы. Однако он подчеркивает, что новая архитектура относится к традиционным вкусам и представлениям о власти (таким как геомантия) и сохраняет преемственность со старым Zouping.

Во второй части книги Кипнис знакомит читателя с повседневной жизнью жителей Зупинга. Применяя пять основных категорий, основанных на классификации, используемой на местном уровне (рабочие-мигранты из близлежащих районов, рабочие-мигранты издалека, сельские жители в городе, средний класс, молодежь), Кипнис исследует способы, которыми различные группы населения справляются с быстро меняющейся застроенной средой. . Живые портреты отдельных людей и домохозяйств позволяют понять рекомбинацию как нечто встроенное в повседневную практику.

В соответствии с его теоретической основой, анализ Кипниса выделяет ряд рекомбинантных форм: например, сохраняется актуальность социалистической рабочей единицы ( danwei ), которая даже во времена рыночной экономики обеспечивает безопасность на рабочем месте и недорогое домовладение для своих контрактников. Кроме того, на протяжении всего двадцатого века важность образования формировала способы принятия решений людьми, которые остаются важными и сегодня. Практики экономии денег принимаются домохозяйствами для повышения уровня образования, доступного для их потомков. Вероятно, самый мощный рекомбинантный аспект, о котором свидетельствует Кипнис, — это сохраняющееся значение родственных отношений, в частности важность вирицентричности и брака. Несмотря на изменение условий жизни и появление новых общественных пространств, домохозяйство (нуклеарная семья или расширенное за счет включения бабушек и дедушек по отцовской линии) остается центральным элементом организации повседневной деятельности. Семейные и статусные факторы играют важную роль в потреблении таких товаров, как электроника, одежда или продукты питания. Через потребление индивиды символически связывают себя с провинциальными, национальными и глобальными воображаемыми. Более того, когда Кипнис ведет нас в парк катания на роликах, чтобы взять интервью у молодежи Зупинга, мы обнаруживаем, что, несмотря на неуверенность в своих будущих занятиях, эти молодые люди лелеют надежды и желания относительно того, где им жить и на ком жениться. Неуверенность в конкретном проявлении будущего существует параллельно с уверенностью в браке как водоразделе для прекращения молодости и сохранения собственности.

Этнографический подход к Zouping

Хотя Из деревни в город  местами читается как ничем не примечательный отчет о городских изменениях, которые каждый может наблюдать дома или за границей, именно эти подробные описания преобразований в застроенной среде и в повседневной жизни людей, которые дополняют наше понимание урбанизации. Книга Кипниса не просто жонглирует впечатляющими статистическими данными о росте городского населения или экономике, а оживляет свой предмет, тщательно затрагивая социальные реалии на местах. Хотя социологи часто рассматривают урбанизацию в Китае с политико-экономической точки зрения, эта книга представляет собой ценное антропологическое исследование, основанное на долгосрочных полевых исследованиях. Наземные данные показывают, что, несмотря на изменение материальной среды, некоторые ценности и социальные модели остаются значимыми.

Сила полевых исследований Кипниса и подхода, основанного на интервью, заключается в подчеркивании специфических характеристик места: урбанизация Зупина имеет сходство с другими китайскими городами, но также имеет различные местные особенности. Одним из примеров является относительно свободная система регистрации домохозяйств, которая позволяет детям рабочих-мигрантов ходить в школу — даже бесплатно, если их родители работают в Wei Mian, крупнейшей компании в городе (хлопкопрядение, ткачество, электричество, алюминий). Такое облегчение доступа к школам отличается от ситуации во многих других крупных китайских мегаполисах, где дети-мигранты сталкиваются с большими ограничениями. Еще одной особенностью Zouping является сильное присутствие промышленных компаний, предлагающих рабочие места и стимулирующих местную экономику.

Этнографический подход позволяет читателям получить представление о различных пространствах и образах жизни, которые сосуществуют в городе; Кипнис переносит нас к помещикам городских деревень и к представителям среднего класса новых жилых комплексов в районе Нового города. Он знакомит нас с тревогами более социально изолированных дальних мигрантов и с нерегулярным образом жизни предприимчивых местных мигрантов. Помимо жизни простых граждан, мы узнаем об институциональных процессах в офисах планирования, истории крупнейшей промышленной компании в Цзоупине (как уже упоминалось, Вэй Мянь) или намерении правительства создать общую память через наименования парков. , достопримечательности и другие общественные места. Эти взгляды на переплетение жизни институтов и людей, разворачивающихся на одной и той же городской территории, подчеркивают намерение Кипниса показать множественные формы социальных преобразований.

Кроме того, этнография Кипниса бросает вызов часто принимаемому как должное разделению между сельскими и городскими районами. Бытовые реалии показывают, что многие информанты, участвовавшие в этом исследовании, сознательно живут между сельским и городским миром, поскольку оба предлагают им преимущества. Это становится особенно очевидным в привычках семей мигрантов из близлежащих районов, которые одновременно обрабатывают свою землю в деревне и работают в Зупинге. Именно близость родственных отношений делает возможной такую ​​практику: за счет ведения сельского домохозяйства за некоторыми членами семьи закрепляются права на землю в деревне, а поля часто обрабатываются пожилыми людьми. В то же время работа в городе позволяет накопить средства на покупку отапливаемой квартиры, где зимой будут жить вместе три поколения (включая родителей из села).

В целом Кипнис успешно показывает, как отчаяние, надежда, ожидание и горечь формируют жизнь его собеседников в Zouping и как эти условия разворачиваются в процессах пространственной трансформации. Размывание границ между «сельской» и «городской» сферами делает очевидным, что урбанизация не происходит вне сельских пространств. Необходимо провести дальнейшее исследование, чтобы более тщательно изучить, что на самом деле означает «урбанистичность» в этом контексте. Для Кипниса «возможно, само честолюбие станет синонимом учтивости» (стр. 230).

КитайИсточник | Из деревни в город

Много было написано об урбанизации Китая за последние три десятилетия, когда соотношение сельских и городских жителей изменилось с 80/20 до примерно 50/50. Большая часть этой урбанизации произошла в результате того, что миллионы людей собрались и перебрались из сельской местности в города, оставив после себя во многих случаях пустые деревни или деревни, в которых остались только старики.

Те из нас, кто жил в Китае последние несколько десятилетий, видели эту миграцию своими глазами, когда наши когда-то маленькие города превратились в большие города, а наши большие города превратились в мегаполисы.

Но есть еще один аспект урбанизации в Китае, который мы часто упускаем из виду, а именно превращение самих деревень В города, а это означает, что некоторые сельские жители становятся городскими жителями, не выходя из дома.

22 июня BBC опубликовала увлекательную статью Кэрри Грейси под названием «Деревня и девушка», в которой она подробно рассказывает о том, как деревня в Шэньси превратилась в город и как она превратилась в город. жизни одной деревенской семьи.

В 2015 году бывшего дома Сяо Чжана, Деревни Белой Лошади, уже давно нет. Новый город, который стоит на своем месте, полон лозунгов, окрашенных в красный цвет. Надпись над ее головой гласит: «Справедливость, деловитость, чистота, служение народу!»

Для главного уборщика нового здания городского суда служба — это все, что она когда-либо знала.

Служить родителям. Подать свиней. Служить будущему. Служить семье.

Прямо сейчас Сяо Чжан служит народу тряпкой из перьев, аккуратно обводя золотые звезды на малиновой эмблеме государства над судейским креслом с высокой спинкой.

Напротив пустого зала суда ее муж сидит на подоконнике и полирует стекло, которое смотрит на железные решетки, ворота безопасности и городскую улицу, которая 10 лет назад была пространством мерцающих зеленых рисовых полей.

Сяо Чжан не скучает по более зеленому прошлому. Для нее не было ничего романтического в жизни на суше.

Грейси начала писать о деревне Шэньси десять лет назад, зная, что это часть правительственных планов «Развитие Запада»:

Деревня Белой Лошади была частью этой обнадеживающей истории. Более 10 лет я наблюдал, как деревня была разрушена, чтобы освободить место для Нового города Уси — эпическая трансформация, воспроизведенная в тысячах деревень по всему Китаю, крупнейшая урбанизация в истории человечества и гигантский прыжок веры во имя прогресса.